Шел дождь. Он не прекращался вот уже пять часов, но это не делало его унылым. Напротив, сплошной дождевой поток добавлял городу ретро-красоты, детективного оттенка и меланхолии. Я задернул тюль и вернулся в уютное кресло. Вновь взял в руки письмо, пришедшее сегодня утром, содержание которого знал почти наизусть. Чтобы не утомлять вас витиеватыми фразами, которыми оно пестрило, скажу всего три слова: Она не вернется. Как видите, я не сказал – «она не вернется на этой неделе» или «она не вернется в этом месяце». Просто не приедет. Никогда.
Я дотронулся до фарфоровой чашки, она была холодна, а значит, и напиток давно остыл. Должно быть, также как остыли чувства той, кого я жду. Правильнее сказать - ждал.
Никогда не верьте словам – все будет хорошо. Они были последними, которые она сказала, глядя мне в глаза, усаживаясь в такси…

Я, конечно, знаю, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Равно как и плохое. Всему свой срок и, в конце концов, остается только воспоминание, подернутое дымкой прошлого. Но понимать, не значит принимать. Я отчаянно сопротивлялся осознанию того, что слова – это просто слова, а суть – то, что я почувствовал, глядя, как желтое авто скрывается в тумане. Трудно сказать себе: я больше не нужен. Ведь она пожалела меня, не заявив об этом напрямую. Что я несу? Жалостью ее поведение можно назвать с натяжкой, тем не менее… Если чужому человеку меня жаль, безусловно, себя я жалею еще больше, чем она меня. Защищаю, холю и лелею. Вот поэтому, на самом деле, я до сих пор не знаю, что остался один. Я видел письмо, я видел ее глаза, я видел ситуацию, но все это не пробило мой кокон, в котором я спрятался от боли. И сейчас я понимаю – необходимо его вскрыть, перетерпеть и вскоре отпустит. Всегда отпускает. Как же иначе? И от этого тоже грустно.
Да, мне необходимы эмоции, пусть отрицательные, но Боже, я хочу чувствовать! Я хочу быть частью того, что творится с моей жизнью. Ведь она в руинах, а я словно случайный прохожий или зевака на пожаре, разинув рот, смотрю, не веря глазам, думая про себя: хреново, наверное, парню. Не повезло, однако.
Да, черт подери, это так. Виноват ли я сам? А как вы думаете?

А у меня было все. Я должен был стать тем, кем мечтают быть многие. Наследник корпорации, прибыль которой исчисляется бесконечными нулями после натуральных чисел. Почему я говорю в прошедшем времени? Не стал. Я отказался, я впервые в жизни принял взрослое решение, сам встал у руля своей судьбы и мой прекрасный корабль вышел в океан, оставив позади знакомое, но приевшееся море. Глупец? Но позвольте… за меня с рождения думали другие, мне не нужно было ходить к гадалке, чтобы узнать свое будущее, оно было предначертано лучшими «астрологами» в мире – моей семьей. Девушка, на которой я женюсь, университет, который я закончу, люди, с которыми я буду общаться, манеры, которым я буду обучен, статус, который я приобрету… И мне это нравилось, я думал, что нравилось. Ведь я не знал, что может быть иначе, что за пределами стеклянного шара есть целый мир. Мир, о котором я понятия не имел до 20 лет.
Мой шар был оснащен самыми красивыми девушками, дорогими шмотками; верными друзьями, выбранными родителями, соответствующим моему положению в обществе, шумными вечеринками, куда простым смертным путь был заказан и, конечно, магией, которая исполняла все мои желания. Магией, как вы могли догадаться, были деньги.

И это был обычный прием, на котором произошла обычная ссора с отцом. Да, мы дети истеблишмента такие капризные, с нами лучше не связываться. Я вышел подышать свежим воздухом и сам не заметил, как такси унесло меня на другой конец города. Я очутился посреди незнакомого района, на улице, название которой ни о чем мне не говорило, и это было… так здорово!
Пошел снег, в Нью-Йорке редко идет снег, тем более скоро Рождество, а погода щепетильно подходит к этому вопросу, лишая жителей мегаполиса радости Вайт Кристмес. Но снег падал, а я улыбался. Еще не сделав ни шагу с того места, на котором вышел из такси, просто поднял раскрытые ладони к небу и ловил снежинки. За этим занятием меня застала она. Нора. Такое взрослое имя для столь юной особы – Элеонора. Слышится цифра 45, а не 17. Но ей это имя подходило, ведь эта девушка одним махом разрушила иллюзию сказки, строго сказав: Вы же сейчас простудитесь! Немедленно прекратите!
Да, я ушел с приема без пальто, в костюме и на улице было прохладно для такого наряда. Но мне было все равно. Я, прищурившись, посмотрел на девушку и понял, что мной опять собираются командовать. Как же я устал от подобного тона, указаний и прочего.
-Будьте так добры – улыбнулся я и, сделав паузу, добавил – Отвяжитесь, а?
Негодование, захлестнувшее Нору, было сродни цунами, она не могла вдохнуть и замерла, приоткрыв рот, сверля меня взглядом. Знаете, мне понравилось хамить, раньше было нельзя, а теперь можно. И я решил не останавливаться на достигнутом:
-Что с лицом? – спросил я – Не надо было ко мне лезть.
-Вы в своем уме? – девушка смеялась, а я не верил своим глазам – смех? Что смешного? И словно, услышав мои мысли, она сказала – Уму не постижимо, такой забавный и глупый. Пойдемте со мной, тут за углом есть отличная кофейня, где нам принесут теплые пледы и отличную арабику.
Поморгав, чтобы снег на моих ресницах растаял, я покорно побрел за ней, по пути она весело щебетала, рассказывая о себе. Поначалу мне казалось, мы с ней одного поля ягоды, но чем больше я слушал, тем больше убеждался, что был не прав. Эта девушка точно не была завсегдатаем светских вечеринок, училась в самом обыкновенном колледже как стипендиатка, мечтала стать актрисой, посещала курсы актерского мастерства, у нее жила дома собака, вернее на съемной квартире, где она остановилась в Нью-Йорке. Нора была родом из небольшого провинциального городка на севере штата, это чувствовалось. Да, ей не хватало воспитания истинной леди, да, она была слишком непосредственна и игнорировала мое недоумение, но вот, что интересно (и это главное!), я следовал за ней и даже не думал повернуть назад. Ее бесцельная болтовня радовала мой слух, уставший от бесконечных сплетен и заученных фраз, ее искренняя улыбка была в сто раз лучше вежливых полуулыбок гостей приема, с которого я сбежал, а ее простая одежда была такой стильной… я очаровался.

Кофейня оказалось чудесной, я никогда здесь не был, что не удивительно, я вообще никогда не был в этой части города. Освещение позволило мне еще лучше разглядеть новую знакомую. У нее была ярко рыжая копна густых красивых волос и зеленые глаза, идеальное сочетание, я видел такие лица, листая женские журналы. Зачем я их вообще брал в руки? Это покажется странным, но в мужских очень мало фотографий женщин, практически нет. Женские, в таком случае, казались мне более информативными и красочными. Интересно, вот и все. Нора… я узнал о ней так много и почти ничего не сказал о себе. Тем не менее, обо мне красноречиво говорил перстень с бриллиантами и часы от Картье. Было жутко неловко, сам не знаю почему, впервые мой достаток смущал меня. Мы провели вместе два с половиной часа, и она засобиралась домой, необходимо было выгулять собаку. Я посадил ее в такси и во время спохватился, спросив номер телефона. Она рассмеялась своим мелодичным смехом и ответила:
-Ты меня почти расстроил, думала уже не спросишь – и продиктовала заветные цифры. Какой же она была милой!

И какими же злыми были мои дорогие родители, узнав, что я уже больше месяца вожу их за нос, встречаясь с простолюдинкой, уличной девкой, охотницей за богатством, «понаехали тут»… список характеристик, приписываемых Элеоноре, можно было продолжать и продолжать. Да плевать я хотел. Пока мне не выдвинули ультиматум, к сожалению, Нора была со мной, и ей пришлось выслушать весь этот мамин бред, который закончился гневной фразой:
-Выбирай! Либо мы, либо она! И учти, останешься без копейки и без крыши над головой.
И я, собственно, остался. Без копейки, а не дома. Впервые жизни пошел работать, в душном офисе было весело и даже не сложно, ведь я закончил престижный колледж и знания у меня были, правда, университет теперь был заоблачной далью, но и это меня не волновало.
Со мной была Нора. Мы вместе сняли жилье побольше ее прежней квартиры. Она винила себя в том, что мне пришлось перечеркнуть прошлую жизнь из-за нее. Глупости! Я хотел этого! Немыслимо! Потом я понял, что это было не чувство вины, это была горечь от не реализовавшейся надежды, которой был я.

Моя девочка грезила о кинематографе, ходила на кастинги, но тщетно. И она мрачнела день ото дня, апогея это состояние достигло в день смерти Стива, ее добермана, который попал под колеса какой-то офигительной тачки. Эта собака действительно значила для Норы много, она была ей надежным другом в первые дни после переезда в большой город. Но депрессия, депрессия затягивалась… А потом все прошло. Резко. Она улыбалась и была такой как раньше, я ликовал. И зря. Это наркотики… они помогли ей, не я. У нас не было денег на реабилитационный центр и самое страшное, она не хотела лечиться. Мне было страшно, я не знал, что делать и как ей помочь. Она могла не приходить домой несколько дней, а потом просила прощения, сердце сжималось от жалости. Казалось бы, что такого, ну собака и собака. А ведь дело было не в псине. Дело было в том, что ее мечта никак не хотела сбываться, а меня ей было мало. Нашелся кто-то красноречивый, кто надоумил мою взрослую умом, серьезную Нору искать утешения в наркоте. Я не понимал – как?!

И ведь она соскочила… черт, я клянусь! Сама. Нет, не ради нас. Ради фильма, в который ее таки взяли сниматься, а также она плюнула на принципы и умотала отдыхать с оператором. Стоит ли говорить, что оператор и был хозяином автомобиля похолонившего под своими колесами ее любимую собаку? Но, видимо, пора было открыть глаза на систему ценности моей любимой девушки. Она играла по жизни и тщеславия ради была готова на все.
Почему я не уходил? Не знаю… ведь мне все время казалось, что еще один день и жизнь вернется в свою колею. Мы будем гулять по паркам, ходить в кино и играть в настольный футбол, готовить вместе ужин, возьмем щенка, будем копить на машину… я так быстро втянулся в ее простой образ жизни и не заметил, что ее он тяготил. Она хотела в мою среду! Ей нужна была роскошь и более того – слава.

Она возвращалась еще несколько раз ко мне и вновь уходила. Я сумасшедший, но мне верилось в лучшее, и я принимал ее обратно. И пока она была в Нью-Йорке моя мечта имела право жить, но теперь Нора не просто села в такси и уехала на Манхетенн, она уехала в аэропорт, а затем улетела в Европу. Там ее новый дом, там ее новая любовь. А значит, моим надеждам надлежит сдохнуть, задохнувшись в вакууме безнадеги.
Я понял одно. Все люди одинаковы, богатые они или бедные, успешные или неудачники, они все умеют врать, причинять боль, использовать других. И я такой, пожалуй, просто не бывает в одной игре двух ведущих, на этот раз пользуются мной. А в другой раз я бы сделал это сам. Наверное…

Возможно, как всегда, Норе обломают крылья и она прибежит ко мне залечивать раны. Хотя раньше она никогда не говорила – никогда… От этого как-то странно на душе, ощущение поставленной точки, выжженной прямо на сердце. Но если вдруг… если она передумает, боюсь, я поступлю очень подло, я закрою все тылы. Когда она наберет наш домашний номер, ей никто не ответит, если она вернется и нажмет кнопку звонка, ей никто не откроет, если она спросит у общих знакомых, где я – они пожмут плечами.
Я взял в руки мобильный, повертев его в руках, сделал глубокий вдох и набрал цифры, комбинацию которых помнил наизусть, но которой не пользовался уже больше года.
-Крис? – голос дрогнул.
-Мама? Я хочу вернуться домой. Все кончено…